Адмирал заговорил таким глухим голосом, что Андрей сразу же понял, что от Редера будет пользы в проведении «Зеелеве» не больше, чем от вонючего козла — молока.
— Какое море, Редер? Вы меня удивляете! В августе там почти чудесная погода, пролив не широк. Недаром англичане именуют его Каналом. Нашим войскам предстоит задача не сложнее форсирования речной преграды, правда, очень широкой.
— Мой фюрер! У нас недостаточно десантных судов. А британский флот представляет серьезную угрозу…
— Я знаю, что такое английский флот, Редер! Здесь было четко указано, что операция будет проведена только после того, как люфтваффе захватит господство в воздухе, как над проливом, так и над всей южной Англией. Вы ведь сможете это сделать, Геринг?!
— Мой фюрер, мне нужны только три-четыре дня хорошей погоды! Мое люфтваффе уничтожит английскую авиацию и перетопит их флот, если он попытается войти в пролив.
— Чудесно, Геринг! — Андрей машинально отметил, что толстяк употребил термин «мое» по отношению к авиации. Хороший повод для будущего «наезда», но сейчас преждевременного. А вот когда немецкие самолеты понесут чудовищные потери от английских истребителей, а это Андрей прекрасно знал из истории, вот тогда он и припомнит Герингу, что люфтваффе принадлежит Германии, а не этому упитанному хомяку.
— Будет лучше, если вы уже сейчас станете готовить эскадры пикировщиков и торпедоносцев для мощного удара по Гранд Флиту. Пилотам нужно время, чтобы отточить свое мастерство. Ведь так, Геринг?
— Так точно, мой фюрер! — фельдмаршал просто исходил самодовольством и взирал на всех с неприкрытым превосходством.
— Нам потребуются все наши силы, Герман, — Андрей понял, что сломить упрямство Гальдера и Редера, которые демонстрировали его всем своим видом, хоть и молчаливо, ему помогут только этот оптимистически настроенный толстяк и Манштейн. — Соберите всех свободных летчиков, особенно тех, кто может пилотировать «штуки». Массированных атак пикирующих бомбардировщиков их хваленый флот не выдержит. Перетопи всех в проливе, Геринг!
— Люфтваффе сделают это, мой фюрер!
— Нужно удвоить эскадры «Штукас», у тебя есть девять недель. Удвоить! Нужны тяжелые бронебойные бомбы! Я распоряжусь, чтобы немедленно увеличили производство «Штукас», пусть работают на заводах беспрерывно, днем и ночью! — Андрей возбужденно жестикулировал, словно рубил рукой в такт каждому своему слову. — Нам необходимо полное господство в воздухе! Нужен большой резерв пилотов для немедленного восполнения потерь. Большой резерв! Соберите всех! И немедленно вызвать сюда Шпеера… И Тодта! — Он судорожно вздохнул после столь эмоциональной тирады. — И генерала Томаса!
Андрей знал из истории, что Шпеер возглавлял министерство вооружений, но внутренний голос прямо-таки возопил, что тот его любимый архитектор, а производством вооружений заведуют доктор Тодт и генерал от ОКВ Томас. Пришлось исправиться, но после небольшой паузы.
— Яволь, мой фюрер! — рявкнул во весь голос Геринг и тут же утробно пророкотал: — Нужно увеличить производство транспортных «Юнкерсов» и развернуть строительство достаточного числа планеров…
— Это будет сделано вовремя! И еще, Геринг! — Андрей, уже успокоившись, на секунду задумался. — Твои парашютисты прекрасно проявили себя. Они и станут главной ударной силой. Разверни их численность вдвое, нет, втрое.
— Тут нужно согласие генерала Гальдера, — толстяк бросил свирепый взгляд на начальника штаба ОКХ. — Моя единственная 7-я парашютная дивизия генерала Штудента понесла потери. А 22-я дивизия, обученная к посадочной переброске, состоит в подчинение ОКХ.
— Гальдер, эту дивизию нужно передать Герингу. И еще одну, лучшую. Есть время, чтобы подготовить ее к операции…
— Мой фюрер! Это нецелесообразно…
— Да?! — прорычал Андрей. Он почувствовал, что злоба подкатывает к горлу. Ему захотелось броситься на генерала с кулаками, и только чудовищным напряжением воли он сумел обуздать этот порыв. — Вы служите Германии или британской короне, Гальдер? — неожиданно тихим, вкрадчивым голосом спросил Андрей.
— Я служу рейху, мой фюрер! — лицо генерала пошло багровыми пятнами, он вскинул подбородок.
— Да?! — нарочито удивился Андрей. — Тогда почему вы препятствуете усилению парашютистов?! Одна или две дивизии на фронте не сыграют роли, а для подготовки к высадке нужно долгое время! Почему вы выступаете против десантных частей, которые могут оказаться на острове в любой точке побережья? Почему вы так делаете, Гальдер? Ведь Манштейн все обосновал!
Андрей остановился, с удовольствием наблюдая, как на добрую секунду два генерала сцепились разъяренными взглядами голодных волков. И закончил свою мысль с убийственной прямотой:
— Или вы не желаете, чтобы вермахт сокрушил коварный Альбион?!
— Это Дюнкерк, лопни мои глаза!
— Точно, он! Нам остался один рывок, ребята!
— Сейчас там танкисты устроят вечерню, повеселятся!
Мотоциклисты загорланили все разом, глядя, как вдалеке вздымаются в небо красные черепичные крыши домов и тонкие шпили костелов. Некоторые эсэсовцы не выдержали охватившего возбуждения и принялись приплясывать, громко выражая хриплым ревом переполнявшую их радость. И сам гауптштурмфюрер Майер был доволен сверх меры, но сдерживал недостойные для командира ваффен СС эмоции.
Его душу стали охватывать смутные волнения — слишком легким оказался прорыв к порту, несколько французских батальонов не стали серьезной преградой танкистам 1-й дивизии, усиленных мотопехотой полка «Великая Германия» и эсэсовскими мотоциклистами.