Генерал скривил губы — какие же они были глупцы, надеясь, что так будет продолжаться вечно. Старинные русские крепости Изборск, Печеры и Ивангород были переименованы эстонцами, но от этого не перестали быть русскими городами с многовековой историей. Зачем они были нужны?!
Он, офицер русской армии, не поддержал своих товарищей по присяге и оружию. Не остановил политиков и сам поддался соблазну создать «Великую Эстонию». Теперь они будут своей кровью расплачиваться за тот грех — русские снова вошли в силу и начали их всех душить поодиночке.
Маршал Карл Маннергейм молча смотрел на расстеленную перед собой карту, на которой переплетались синие и красные цвета. Весьма наглядная демонстрация уроков, которые вынесла германская армия с той войны.
— Им удалось выполнить «план Шлиффена», хотя на новый лад, — пробормотал старый маршал на русском языке и задумался.
Генерал-лейтенант российской императорской армии, гвардейскую выправку которой не смог сломить даже совсем почтенный возраст — он давно перешагнул семидесятилетний рубеж. В ту войну Маннергейм командовал корпусом, и не его вина, что царская армия не достигла победы, — он сам сделал все, что мог.
— Теперь у нас есть хорошая возможность выстоять, победившая Германия вряд ли будет нуждаться в сильном большевистском режиме.
Маршал бросил взгляд на фотографию последнего российского императора Николая II Александровича, которого вместе с семьей зверски убили в Екатеринбурге, и усмехнулся, вспомнив недовольные взгляды финских политиков, которые побывали у него в кабинете и не могли не заметить эту фотографию. Но все промолчали, слишком велик был авторитет старого служаки, которого боготворила финская армия, от генерала до последнего обозника, выстоявшая в страшной «зимней войне».
Карл Густав Маннергейм в кабинете часто говорил сам с собой на русском языке. Еще чаще использовал свой родной шведский, а на финском так и не научился сносно разговаривать, да и не хотел — года не те.
Тем более что такое нежелание больше слов говорило о его отношении к политикам, что чуть не заигрались судьбой Финляндии, его родины, которую с трудом 22 года тому назад отстояли от озверевших красных банд. И вот теперь большевики снова стоят на пороге, вряд ли они оставят Страну тысячи озер в покое, пока не советизируют ее, как прибалтийские лимитрофы. К сожалению, финские политики слишком поздно осознали, какое чудовище оскалило клыки прямо под боком, зачарованные словами о его «миролюбии», о котором оно постоянно твердило из года в год.
Теперь маску «миротворца» Советский Союз отбросил окончательно, и маршал поставил его на одну доску с нацистской Германией, которую презирал еще больше. У двух диктаторов — Гитлера и Сталина — руки по локоть в крови, начали новый раздел Европы, строят свои «райские кущи», от которых у нормальных людей волосы дыбом встают.
Но свои антипатии Маннергейм никогда не показывал, тем более сейчас, когда судьба Финляндии висела на волоске. Помощи получить было неоткуда, за исключением Швеции, однако попытка унии не удалась — против объединения двух оставшихся независимых стран Скандинавии выступили как СССР, так и Германия, захватившая Данию и ведущая сейчас войну в Норвегии. Норвежцы не выстояли даже при помощи англичан и французов. Их часы свободы и независимости сочтены после разгрома союзников во Фландрии. Эвакуация войск уже заканчивается, это вопрос нескольких часов.
Маннергейм тяжело вздохнул — если финские политики не договорятся с немцами, то новой войны с СССР не избежать, как и будущего поражения, слишком несоразмерны силы.
Но совсем худо будет, если Сталин с Гитлером столкуются полюбовно — восточный сатрап получит Финляндию, а его бесноватый друг наложит свои грязные лапы на Швецию.
— Эрих, если мы оставим в вермахте только кадровые дивизии, то у нас будет 34 пехотные дивизии. Все остальные дивизии выводятся в резерв, а их личный состав демобилизуется. Танковые войска формируют пять групп по две танковых и мотопехотных дивизии. В наличии десять танковых и десять мотопехотных дивизий. В число последних войдут также части СС, — Андрей посмотрел на начальника оперативного управления вермахта. Тот при упоминании вояк Гиммлера радостно сверкнул глазами. — А что в остатке имеется? Три горно-пехотные дивизии и одна кавалерийская, составляющие по силе бригады. Три парашютно-десантные дивизии, одну из которых еще предстоит только сформировать, находятся в подчинении люфтваффе. Итого шестьдесят дивизий, вполне достаточная сила для нанесения поражения любому противнику. И не намного больше того, что имела Германия перед прошлой войной.
— Столько же, мой фюрер! Пятьдесят пехотных и одиннадцать кавалерийских дивизий, не считая отдельных бригад. Но тогда дивизии были больше по численности, имели по четыре, а кавалерийские — по шесть полков.
— Так переведите их тоже на бригадную основу, Манштейн, кто вам это запрещает? — Андрей делано пожал плечами. — Главное, что мы покажем миру свое миролюбие, сократив число дивизий. А их структура и численность — совсем другой вопрос, чисто технический. Для реорганизации у вас есть достаточно времени, Манштейн, нужно только правильно им воспользоваться. Подготовьте план и примите все меры к его осуществлению, генерал. Сразу по окончании действий во Франции мы продемонстрируем всем наши мирные инициативы и объявим о сокращении армии.
— Мой фюрер, я все сделаю. — Манштейн щелкнул каблуками начищенных до блеска сапог.